Максим Козлов (1963), протоиерей, профессор Московской духовной академии, богослов, педагог и религиозный публицист. Председатель Учебного комитета РПЦ.
В Православной Церкви переход к самостоятельной жизни двух молодых людей явно обозначен — он начинается с Венчания. До этого они дети, они не только должны почитать родителей, но с ними жить одной семьей, а Венчание – это создание своей собственной семьи. Это Таинство начинается со слов: «Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей…» (Быт. 2:24). И всем это необходимо сознавать: раз Венчание состоялось, значит, молодые, продолжая чтить своих родителей, должны быть готовы создать свою семью. Дело же родителей — не вмешиваться в жизнь детей, а только молиться и по необходимости помогать им. Благословили — значит, отдали. Конечно, для каждой матери ее ребенок лучше всех и достоин лучшей жизни, но раз Господь до брака допустил, раз Таинство Венчания свершилось — тем самым произошло подтверждение того, что молодые Богом благословлены на совместную жизнь. Венчанный брак — это дар Божий, и только в нем можно спастись. Если бы Богу не угоден был этот союз, то множество Обстоятельств могло бы помешать совершиться Таинству Венчания.
Эти евангельские слова отражают реальную жизненную правду, которую на самом деле опытно знает каждый человек. Что мера отношений жены и мужа качественно иная, чем мера отношений родителей и детей, хотя бы даже просто потому, что муж и жена — это два человека, которые обретают друг друга сознательным выбором или по крайней мере сознательным не отказом от принятия кем-то рекомендованного выбора. Дети не выбирают себе родителей, а мужа и жену каждый так или иначе обретает в своей жизни сам. И эта встреча двух людей, до того никак не связанных между собой, но потом добровольно образующих брачный союз (не случайно главный вопрос перед Венчанием жениху и невесте — о добровольности и внутренней сознательности решения вступить в брак), приводит к удивительному преодолению самости, которое достигается в семье мужем и женой и которое, конечно же, качественно выше, чем то, что существует в природных отношениях между детьми и родителями. Но это не означает, что человек перестает быть сыном или дочерью, что нравственный долг его к родителям существует только до той поры, пока он живет с ними или пока сам не обрел брачное или монашеское состояние. Это означает, что его внутреннее попечение о родителях, внутренняя близость по отношению к ним иные по своей природе. Что даже не заповедано, а просто засвидетельствовано апостолом Павлом, который ведь не новую вещь говорит о муже и жене, что «будут двое одна плоть» (Еф. 5:31). Это существовало и в языческом мире, существует и ныне в мире нецерковном. Новое же, в апостольском благовестии то, что этот союз двух совершается во образ союза Христа и Церкви и что он подразумевает, во-первых, окончательность, которой не знала языческая, не знает и современная атеистическая секулярная семья, а во-вторых, жертвенность по отношению друг к другу. Союз Христа и Церкви — это союз жертвенный, основанный на искупительной жертве Спасителя и на добровольном желании христиан идти узким и тесным путем спасения. Так же и христианская семья — это взаимная готовность жертвовать собой ради другого, себя поставлять на второе место ради другого. И это то новое, что заповедано нам в евангельском благовестии, в отличие от вполне понятного душевно-телесного единства мужа и жены, которое иногда можно наблюдать даже и во внецерковном мире.
В Послании апостола Павла к ефесянам говорится о том, что «муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее…» (Еф. 5:23-25). Главным в этом единении является принцип жертвенной любви и отдания себя другому. Христос возлюбил Церковь, так как Собою пожертвовал ради спасения всех тех, кто ее составляет. Принцип жертвенной любви есть главный постулат устроения подлинной семьи, именно об этом говорит апостол. Но он говорит еще и о той мере глубины, которая достижима в семейном союзе. О том, что не случайно в семье это стеснение себя ради другого и постоянное принесение в жертву своего «я» могут достичь наибольшей глубины и значимости для совместной жизни мужа и жены, так что именно это становится основой для продолжения их бытия в вечности. И ничто иное, кроме как подлинно христианские брачные узы, не имеет основания быть в ней нерасторжимо связано.
Апостол Павел не говорит о том, что муж жене господин и что она должна быть его рабой, он говорит, что жена должна слушаться своего мужа по образу того, как это происходит между Христом и Его Церковью. Так что если муж и жена будут стараться следовать этому принципу, когда в семье есть начальствующий и есть тот, кто при частных (материальных или каких-то иных) несогласиях должен смиряться, то в главном — в их отношениях — это даст колоссальное приобретение. И даже если на секунду оставить за скобками то, что применимо к вечности, такое смирение в этой земной жизни даст ту мирность отношений, которая с точки зрения здравого элементарного рассудка стоит куда больше, чем все иные конкретные тактические выигрыши. Так что уступающий на самом деле всегда побеждает.
Наиболее правильным, естественным, можно сказать, Богом установленным принципом семейной жизни является главенство, но не самодурство, не деспотизм, а именно главенство мужа и добровольный отказ жены от попыток взять эту главенствующую роль на себя, что означает ее готовность — после изложения своей точки зрения и приведения всех разумных аргументов (в том случае, когда речь не идет о принципах веры или нравственной жизни христианина)— уступить точке зрения мужа, если он эти аргументы не принял: ты знаешь мои сомнения или мое несогласие, но глава – ты, и этот вопрос никогда больше не будет между нами препятствием. Такая линия поведения жены, безусловно, мудрая, так как она согласуется с апостольским словом. Эта область уступок может иной раз распространиться и на те или иные сферы социальной жизни жены, когда увлечение, если и не карьерой, то неким профессиональным деланием, может затмевать в ее глазах более важные вещи и становиться приоритетом большим, чем внутрисемейные интересы. И конечно же, здесь долгом мужа будет остановить ее и вернуть к обязанностям жены и матери. Что касается отношения к церковной жизни, то здесь послушание жены скорее такое: мужа нужно и должно слушаться тогда, когда повиновение ему не приходит в противоречие с заповедями Божиим и принципиальными церковными установлениями. Если же в этом намечается диссонанс, то, несомненно, любого из человеков следует слушать меньше, чем Бога. Что мужа, что царя, что президента. Послушание им отменяется, если они зовут к чему-то, неприемлемому для нас с точки зрения веры.
Когда с женщины снято бремя главной ответственности принятие общесемейных решений, это настолько оздоровляет, настолько легче делает бытие самой женщины! И это то, что так хотят сегодня обрести женщины в нецерковных семьях, когда их мужья, увы, склонны устраняться от любых решений и несчастные жены берут на себя эту ответвенность, оказывающуюся им часто не по силам — отсюда взаимные обиды, далеко не всегда приводящие к осознанию неестественности ролевых функций каждого из супругов в таком союзе.
Во-первых, напомнить себе, что это она сама выбирала такого мужа, и их союз, как подавляющее количество семейных союзов в наше время, добровольный, и в этом смысле ответственность за своего супруга — в изрядной мере. Во-вторых, стремиться подводить его к тому, чтобы он взял на себя бремя главенства, ответственности за семью. И если он не готов к этому теперь, то все делать в устроении семейной жизни для того, чтобы он когда-то до этого дорос. Да, воспитывать. И ставить себе это как задачу. Если не как peальность сегодняшнего дня, то как сложнейшую задачу.
На эту тему в советское время был снят фильм «Москва слезам не верит», в котором довольно поучительно показано, какое место должна стремиться занять у себя дома женщина –руководитель. Это, конечно, сказка, но в которой есть намек и добрым молодцам и девицам урок, так как из нее с отчетливостью следует, что ничего не хотелось так героине, которая, кажется, была директором фабрики, как найти такого мужа, при котором дома она могла бы не ощущать себя руководителем, хотя поначалу и сильно хорохорилась. Ведь это же есть в нашей природе, и никуда от этого не деться. Главное, чтобы себя от этого внутренне не закрывать.
Я оставляю сейчас за скобками, увы, актуальные для многих из нас ситуации, когда работать приходится только потому, что иначе не прожить. Но допустим, не так уж мало семей, где такой выбор есть. В наше время очень многим женщинам чрезвычайно трудно понести подвиг только семейного служения. Им необходимо работать не для того, чтобы кардинально улучшить материальное положение семьи, а для того, чтобы подкрепиться душой новыми впечатлениями, сильнее ощутить, как дороги муж, дети, те самые домашние обязанности, которые в ином случае казались бы непрерывной скучной чередой дел. Подвиг только домашнего служения оказывается непомерно тяжелым, и найти такого рода профессиональное служение, которое бы стало выходом для молодой или не очень молодой матери, в определенных случаях для души небесполезно.
Думается, долгом жены является неустанное стремление к тому, чтобы дома было тепло, и прежде всего в человеческих отношениях, чтобы дом был малой Церковью, храмом, а не хлевом, чтобы в нем было красиво, хорошо и уютно. А как это достигается? Собственным ли трудом, протиркой окон, мытьем кастрюль в ночи или таким заработком, который позволяет завести посудомоечную и стиральную машины или два раза в неделю приглашать домработницу, кстати, давая ей возможность заработать? Все это уже вопросы индивидуальные. В конце концов никто не предполагает, что мученица царица Александра сама стирала носки государю императору Николаю или мыла посуду после семейного завтрака. Так что не нужно непременно видеть долг хорошей жены в том, чтобы взвалить на себя все домашнее хозяйство. Хорошая жена — это прежде всего та жена, которая создает какой дом, в который мужу хочется вернуться. А уж какой он при этом будет? С паутиной в каком-то углу, но все остальное в нем так хорошо, что ее никто и не замечает, или так блестит и сияет, что муж с характером нордическим, твердым и любящий такого рода сияние, утешается всякий раз, возвращаясь с работы и надевая тапочки, — не важно. Важно, чтобы во всем этом было проявление христианской любви, чтобы жене хотелось сделать дом таким, какой будет душу мужа радовать, и чтобы она радовалась его радости. Если такое побуждение есть, то, безусловно, формы женского хозяйствования тут вторичны.
Пределов тут никаких нет, как нет и формального перечня того, что муж может делать. Да все может: и готовить, и убирать, если нет стиральной машины — то и постирать. Почему нет? В монастырях, правильно устроенных, не прихожанки-паломницы обслуживают монахов, а они сами всеми работами занимаются, включая бытовые и хозяйственные, и ничего в этом постыдного и недолжного не видят. И места общего пользования тоже сами моют и никому не перепоручают. Так что и муж не должен смущаться, помогая жене во всем. Это абсолютно нормально. Другое дело, как распределять меру домашних обязанностей? Но это уже очень индивидуально, в каждой семье по-разному. И единственное, что можно тут сказать общего, — это, от чего нужно беречься. Нужно избегать такой ситуации, когда при видимости привлечения мужа к заботе о доме жена на самом деле всячески выпихивает его из сферы домашнего труда. И над каждой просверленной дыркой говорит с иронической улыбкой о том, как много было посвящено этому времени и с какой стороны нужно было держать дрель и какими сверлами пользоваться. А уроненный на пол молоток становится предметом для шуток или демонстративного укора: «Давай я сама, ты и молоток-то в руках держать не умеешь». И потом мужу же предъявляются претензии, что он мало домашним хозяйством занимается. Вот такой атмосферы в доме нужно опасаться.
Если у жены действительно мягкий характер, то супруг, напомнив ей слова Писания о том, что муж — глава жены, может призвать ее к порядку. Но, как правило, такого рода многозаботливость сочетается не с мягкостью характера, а напротив, с внутренней твердостью натуры и желанием гнуть свою линию во что бы то ни стало. Поэтому скорее всего мужу придется претерпеть большие скорби с тем, чтобы вернуть свою многозаботливую спутницу к главному ее попечению — к попечению о семье, а не о множестве других людей, организаций и институций, к которым она прилепляется душой.
Безусловно. Это вредная, по большей части интеллигентская манера поведения, такого как бы легкого, а на самом деле с какого-то момента уже иной раз и очень жесткого, а иной раз и оскорбительного подкалывания друг друга под видом светского ерничества и стеба, который уже тем дурен, что один раз начавши, от этого потом трудно уйти. Если это вошло в отношения людей между собой, то прорваться к чему-то серьезному, когда душа с душой должна говорить, уже почти невозможно. И к тому же это является нарушением одного очень важного правила семейной жизни: муж и жена должны быть по отношению к внешнему миру как скала, чтобы между ними не только клин вбить — щепочку всунуть было нельзя. Все проблемы нужно решать вдвоем и между собой. Что бы между нами ни происходило, хоть бы мы ругались целый час и все еще осталось недовыяснено и недорешено, выходя во внешний мир (не важно — к родственникам, к собственным детям, к друзьям, коллегам по работе), мы должны быть едины, иначе лукавый через людей непременно будет подсовывать один, второй, третий клинышек, с помощью которых муж и жена разделяются.
Ну, хотя бы по элементарному житейскому благоразумию, что один раздражительный — уже плохо, а два гневливых — это такая буря в стакане воды, что он может и не выдержать. Лучший способ бороться с подобного рода вспышками — не отвечать на приступообразные замечания и уколы, которые вязнут в отсутствии полемики, в отсутствии ответного слова, как в подушке, что способствует угасанию раздражения наших близких. Лучше молчать и меньше на своем настаивать — меньше будет и встречных выпадов.
Если эта неправота связана с грехом, то сопротивляться. Потакать греху не нужно. И если последствия неверно принятого решения приведут именно к духовному неблагополучию, то здесь твой долг противостать. Другое дело, когда речь идет о каких-то бытовых, пусть и не самых разумных, шагах, то здесь иной раз лучше потерпеть ту или иную житейскую неудачу, но сохранить внутрисемейный мир. К примеру, хочет муж купить дачу не такую, как жене виделось, и дорога близко, и до речки далеко, а ей кажется, что можно еще немного подождать и за эти деньги сделать более выгодное приобретение. Но если она смирится, уступит, то Господь за это смирение и терпение все устроит к лучшему. Поэтому тут очень важно различать неправду, ведущую ко греху, или просто житейское неразумие.
Но семья состоит не только из матери и детей, как бы феминисткам ни хотелось это представить. В ней есть, хотя бы и самый завалящий, однако равноправный участник появления детей на свет и член семьи как полноценного единства. Поэтому так взять и вычеркнуть его за скобки или вписать в разряд второсортных существ даже по отношению к детям неполезно. Потому что, сознательно или бессознательно, они будут воспитываться в этом видении пренебрежительного отношения матери к отцу. И это то, что они усвоят и вложат как краеугольный камень в строительство своей будущей семьи. И это та мина, которая в их будущее закладывается. То есть об этом тоже должно думать, а не только о тактических сегодняшних выгодах: что мы можем дать нашим детям с точки зрения обеспечения уровня образования или уровня жизни.
Неважно, где и у кого они хранятся — на счету в банке, в тумбочке или еще каким бы то ни было образом. Но не бытовые, а кардинальные семейные траты, видимо, не могут решаться автономно друг от друга — для себя мужем и для себя женой. Лучше, когда главные решения по глобальным семейным тратам принимаются совместно с соблюдением единоначалия.
Прежде всего, нужно понять, что значит обеспечивать семью, потому что одно дело, если речь идет о ситуации на какой-то момент безвыходной. У нас были такие периоды в начале 90-х годов, когда, чтобы как-то выжить, заплатить за квартиру, во что-то одеться, действительно многим приходилось работать и по семь дней в неделю, и не на одной только работе. И в таком случае Господь не осудит отца семейства, который берет на себя основную тяжесть попечения о нем и благословит его труд. Другое дело, когда желание человека так много работать идет от его стремления к улучшению социального статуса и уровня жизни, когда хочется заработать на второй этаж дачи, на автомобиль лучшей марки, на поездку в более диковинную страну и т. д. Тогда, конечно же, такого рода погружение в трудовую деятельность — ни дня без продыху, даже и в воскресный день — будет прямым нарушением заповеди Божией, и ожидать, что на ней будет Господне благословение, по крайней мере, странно.
У монашествующих, особенно новоначальных, скорби, большей частью душевные, сопровождающие их подвиг, связаны с унынием, с отчаянием, с сомнениями о том, верный ли путь они избрали. У одиноких в миру — это недоумение о необходимости принятия воли Божией: почему все мои сверстники уже колясочки катают, а иные уже и внуков воспитывают, а я все одна и одна или один и один? Это не столько плотские, сколько душевные скорби. Человек, живущий одинокой мирской жизнью, с определенного возраста приходит к тому, что плоть его утихает, умиряется, если он ее сам принудительно не распаляет через чтение и смотрение чего-то непотребного. А у людей, живущих в браке, действительно бывают «скорби по плоти». Если они не готовы к неминуемому воздержанию, то им приходится очень непросто. Поэтому многие современные семьи распадаются во время ожидания первого младенца или сразу после его рождения. Ведь не пройдя периода чистого воздержания перед браком, когда оно достигалось исключительно добровольным подвигом, они не умеют любить друг друга воздержанно, когда это приходится делать помимо их воли. Хочешь — не хочешь, а жене не до желания мужа в определенные периоды беременности и первые месяцы воспитания младенца. Тут-то он и начинает на сторону смотреть, а она на него злобиться. И не умеют они безболезненно миновать этот период, ибо не позаботились об этом до замужества. Ведь понятно, что для молодого человека это определенного рода скорбь, тягота — воздерживаться рядом с любимой, молодой, красивой женой, матерью его сына или дочери. И в ином-то смысле труднее, чем монашество. Пройти несколько месяцев воздержания от телесной близости совсем не просто, но возможно, и апостол об этом предупреждает. Не только в ХХ веке, но и иным его современникам, многие из которых были из язычников, семейная жизнь, особенно в самом ее начале, рисовалась как некая цепь сплошных приятностей, хотя это далеко не так.
В случае возникновения напряжения в супружеских отношениях нужно прежде всего помолиться. В каждой ситуации необходимо руководствоваться принципом — как принести пользу или, по крайней мере, не навредить душе ближнего. В связи с этим могут быть совершенно различные внешние модели поведения, которые зависят от характера отношений, от степени духовной глубины двух конкретных людей, от их совпадений. В одних случаях нужно твердо стоять, не потакая слабостям и не соглашаясь на компромиссы. И благодаря такой твердости и неуступчивости можно помочь тому, кто рядом с нами, преодолеть склонность к греху или к каким-то иным немощам. В других случаях, чтобы не оттолкнуть и не создать стену между тобой и твоим ближним, нужно проявлять разумное снисхождение и, заботясь о главном, пойти на компромисс в малом. Здесь нет единой схемы, которую можно было бы продиктовать всем людям раз и навсегда. Молитва и памятование о пользе для души другого человека — вот два критерия, два крыла.
Такие периоды — почти неизбежное испытание, посещающее фактически каждую семью или большинство семей. И как при любом испытании и искушении, главное здесь не дать себе руководствоваться сиюминутным эмоциональным переживанием ситуации. У человека есть воля, разум и душа, поэтому когда одно дает слабину, может помочь другое.
И когда эмоциональное восприятие жизни приводит к сбоям, на то человеку и дан разум, чтобы понять, что это искушение, и чтобы памятовать, в чем состоит исполнение правды и Заповедей Божиих о семейных узах, на то и дана воля, чтобы побудить себя с христианской любовью отнестись к своему супругу или супруге. Если сделать это, то не будет слишком долгим период беспросветности, когда никакой радости нет, а есть лишь мнимая уверенность в том, что отныне уж придется только терпеть и мучиться. Не будет так всю жизнь, если разумно и мужественно следовать словам апостола Павла: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13:4-7).
Да нет, конечно. И со временем нужно прийти к тому, чтобы ссор не было вообще. Ссоры, раздражение, какие-то недоумения — через это проходит каждая семья, но считать, что так и должно быть, и что это будет сопровождать нас всю семейную жизнь, совершенно неправильно. Тем более примириться с этим и уверять себя, что никуда от этого не денешься. Да нет же. На то и есть семья, чтобы учиться друг друга любить, а где-то и притираться друг к другу. В тех же бытовых вещах — к примеру, муж не чистит ботинки, и первый год совместной жизни даже эти его нечищеные ботинки очень нравятся. Увидишь их — и сердце пляшет. Потом через два года — тебе это просто все равно, а через пять лет начинает безумно раздражать, вплоть до ссор. Пока ты не научишься эти ботинки потихонечку чистить и ставить в yгoлок. И делаешь так не потому, что считаешь — и хорошо, что муж не чистит обувь, а потому, что эту его слабость и лень покрываешь любовью. Конечно, к такому нужно прийти. Но это становится возможным, если ты уверен, что возникший период внутрисемейных раздражений должно преодолеть и что он преодолим.
С грехом самооправдания в семейной жизни надо бороться точно так же, как и не в семейной. Мы не можем вычленить какого-то отдельного подраздела в аскетических руководствах, но мы знаем, что со всякой страстью следует бороться через упражнение в противоположной ей добродетели. Противоположной самооправданию добродетелью (чисто филологически это легко понять) будет внимательное видение меры собственной вины и ответственности за то, что с нами происходит. И уж в домашней ситуации, где жена, дети, родители, сколько-нибудь внимательному человеку это легче сделать, чем когда он едет в троллейбусе и на него кто-то из стоящих рядом за что-то раздражился, обвинил его в лучших чувствах и он оправдывается перед едущими с ним людьми, при этом любви к ним не испытывая. Так что желающему победить грех самооправдания надо стремиться видеть свою ответственность за то, что с ним происходит, и не перекладывать ее на сторону.
Здесь нужно быть честным. Если тебе совесть, именно совесть, и трезвое рассуждение говорят, что ты не можешь признать себя в данном вопросе виноватым, то нужно об этом честно же и сказать. Однако это не значит, что тогда тебе уже не нужно искать пути согласия и компромисса. Даже если по отношению тех же пресловутых ботинок возникает дискуссия о том, следует ли их чистить по приходу домой (муж считает, зачем это надо, пусть они грязные стоят, и вины своей за причиненный беспорядок никак не склонен видеть), то опять же по любви нужно искать согласие, чтобы выход из этой ситуации был непреткновенным. И хотя это не значит, что нужно виниться всякий раз, когда нас в чем-то упрекают, но укоры со стороны близких — это повод и даже основание внимательно-внимательно всмотреться в себя, в сложившуюся ситуацию — нет ли здесь объективно ну если не полной, то хотя бы в какой-то мере твоей ответственности, ибо один из самых верных способов понимания своей реальной, а не фантазийной греховности — это вслушиваться в то, что о нас люди говорят. Если же, несмотря на все сказанное, совесть говорит нам, что обвинения на наш счет только отчасти справедливы или несправедливы вовсе, то нужно это честно свидетельствовать, иначе будет фальшь. Иначе будет как бы вид смирения, на самом деле смирением не являющийся. В таком случае надо сказать своему(ей) супругу(е): я правым(ой) тебя не могу считать, ибо убежден(а), что в этой ситуации лучше бы так поступать, как я поступаю, но давай сейчас решать не кто прав, а кто виноват, а как нам из этой ситуации выходить. И быть может, тогда иной раз один уступит, другой раз — другой.
Само по себе осознание вины может и не сопровождаться покаянием, то есть внутренним изменением человека, а может приводить только к трагической, скорбной, тоскливой или отчаянной констатации того, что есть. И все. Тоска и уныние. Покаяние начинается с осознания вины, а продолжается перерождением, появлением нового человека во Христе. Или не продолжается, поэтому человек, осознав свою вину, не должен на этом останавливаться.
Так ведь это просто конституция человека, свойство характера. И само по себе это не хорошо и не плохо. Если таковые качества характера обращаются внутрь самого человека, на его духовное, интеллектуальное возрастание как личности, то это одна ситуация. А если все это ограничивается общественной активностью, то это другая ситуация, приветствовать, которую нет никакого резона. В этой связи можно вспомнить евангельские слова: «…Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6:21). Поэтому если все это жизнелюбие, вся эта внутренняя жизненная сила относятся только к земной жизни, к ее, не важно — комфортному или просто деятельному, устроению или переустроению, то земной жизнью все это и ограничивается. И сами по себе многие знания, многие земные начинания человека, многое увиденное им не приблизят его к Царствию Небесному.
В семье радости неразрывно связаны со скорбями. Кроме того, каждый член брачного союза должен ограничить себя ради другого. А всякое самоограничение ради Бога или ради ближнего, всякий отказ от своеволия — самое трудное, что человеку по жизни дается. Мы стремимся устраивать свою жизнь по своему усмотрению. Но даже народная мудрость гласит: не так живи, как хочется. И вот семейная жизнь, по большей части, приводит нас к тому, что нам приходится жить, по крайней мере, не вполне так, как мы хотим. И главное здесь — воспринять это без ропота, не обвиняя тех, кто рядом с нами, тем более Бога в наших непростых жизненных обстоятельствах. Это и есть то несение семейного креста, которое является неотъемлемой частью жизненного пути христианина.
Если разлюбил(а) до того, как вступить в брак, то сохранить достоинство отношений и в любом случае постараться расстаться так, чтобы это было максимально безболезненно для другого, кто, быть может, по-прежнему питает к тебе серьезные чувства, или же плавно перевести эти отношения на уровень дружеских, которые возможны и хороши между людьми, пребывающими в ограде церковной, но которые не подразумевают создание семьи. Если же такой вопрос ставится по отношению к семейной жизни, то нужно самого себя переспросить: а что значит «разлюбил»? Что сердце не бьется, когда ты подходишь к двери квартиры? Что когда видишь еще совсем недавно любимое лицо, теплая волна больше не подымается в груди? И что, напротив, когда он (она) почесывает в затылке или завязывает платок почти прямо на глаза, тебя это стало раздражать? Во-первых, допустимо ли для христианина позволять себе определять свое отношение к людям, в том числе и к самым близким, только на уровне таких душевно-физиологических проявлений? А во-вторых, всем известно, что в жизни каждой семьи бывают периоды, когда безраздельные устремления одного супруга к другому как бы отступают и когда требуется истинный подвиг любви. Я буду относиться к нему (к ней) так же, даже также особенно смотреть, как и тогда, когда мне это давалось даром, без каких-то специальных побуждений. Это как общий закон духовной жизни. Скажем, человек пришел в Церковь, и ему на какой-то период все дается даром: ему легко молиться, он сразу же проходит большой этап своего становления и возрастания, а через какое-то время, чтобы побудить себя на молитву, чтобы поститься, жить по-христиански, нужно уже прилагать большие усилия. Так и в браке: сначала нечто дается тебе даром. Но потом наступает период, когда тебе ради того, чтобы сохранить освященный Церковью союз, нужно трудиться. С собой справляться. Собственное раздражение не выпускать наружу. Собственную холодность преодолевать усилием и не разрешать себе засиживаться на работе как бы под видом профессиональной необходимости, а на самом деле потому, что домой не очень хочется идти. Или вдруг вспомнить, что давно не встречался со старыми друзьями — и не потому, что это тебе сейчас так необходимо, а потому, что дома та же жена и те же дети, которые уже изрядно надоели. Вот если к тому, что происходит в твоей душе, отнестись сознательно, то этот период семейной жизни не станет окончательным, и Господь поможет потом тебе пережить новое приятие того единственного человека — мужа (жены), с которым ты столько лет рядом, и даже пережить как бы новую встречу с ним. Непременно поможет, и каждая настоящая семья это знает.
Ну что тут скажешь? Руку жги на свечке, а ничего себе не разрешай. Ведь нравственный закон, христианский, Божий, абсолютно нерелятивен. И в данном случае нет ситуаций, в которых можно было бы себя оправдать как бы в порядке исключения. Нельзя сказать: я разрешаю себе этого человека любить, потому что муж мой такой грубый и неделикатный и у нас с ним нет никакого духовного единства. А вот Василий, он и христианин, и душа у него тонкая, и мы с ним во всем совпадаем, и все мнения у нас едины, поэтому как же я могу его не любить? И такое разрешение (даже при сохранении благопристойности внутрисемейных отношений) есть все равно неверность и в итоге подспудное подтачивание семейного союза. Конечно, неверность неверности рознь. Взять да переспать с этим духовно близким и тонким человеком не то же самое, что разрешать себе услаждаться помыслами о нем. Но и то и другое есть грех прелюбодеяния, только душевного или всецелого. И по-другому относиться к этому нельзя. Иной раз для того, чтобы с грехами правильнее бороться, нужно вещи называть своими именами. Не именовать этот грех любовью и устремленностью к некоему человеку на стороне, а мужественно называть прелюбодейной страстью то, что ею на самом деле и является. А как назовем вещи своими именами, так проще будет с этой страстью бороться.
Во-первых, понять, что это твой крест. Когда ты выбирал этого человека, наверное, некоторые посылы к неоправданной ревности можно уже было в нем увидеть, потому что редко это развивается вот так, вдруг, но тогда это скорее нравилось: вот он (она) как ко мне относится, как любит! Поэтому нужно быть готовым ответить за собственный выбор и за свои поступки. Никто насильно тебя за этого человека замуж не выдавал (или жениться не заставлял). Другое дело стремиться не давать поводов к ревности: если супруг хочет, чтобы вы не задерживались на работе, ну так не задерживайтесь без нужды, если хочет, чтобы свой досуг в основном проводили вместе, то найдите такую возможность. Ведь все это куда лучше, чем равнодушное отдаление друг от друга — нет мужа сегодня вечером, ну и ладно, ключ у него есть, квартиру откроет; жена к подруге поехала, вернется утром, ну хорошо, а муж у приятеля заночует. Стоит подумать о том, какая ситуация в семейной жизни хуже, и станет понятно, что неизмеримо страшнее, кризиснее, греховнее — вторая. Так что не такая уж это страшная коллизия, если тебя ревнуют.
Сначала давайте снизим пафос: не полюбил другого, а изменил с другим. И даже если говорятся слова о непреодолимом влечении к этому человеку, в любом случае это прелюбодеяние. Именно так это и нужно называть и уходить от слов о любви, о нахождении другого — духовно и телеса близкого человека. Что касается супруга, которому изменили, то он стоит перед выбором. Если не может простить и покрыть все любовью, то у него есть Самим Господом данное право на развод, о чем сказано в Евангелии. Если же может, то надо пытаться воссоздать семью даже после такого тяжкого падения того, кто стал ближайшим спутником жизни. Но непременно за одним исключением — нельзя поощрять его жить на два дома и ждать, и терпеть, когда тот образумится и вернется. С точки зрения христианской этики, это никак недопустимо, вплоть до окончательного расставания.
Если же речь идет о другой ситуации, когда мы замечаем некое увлечение нашего спутника жизни другим человеком, хотя он пытается побороть свое чувство, и о нарушении нравственного закона пока говорить не приходится, то здесь нашим долгом будет молиться, терпеть, стараться помочь тому, кто рядом с нами, опомниться, осознать, где его дом, семья. И не словами, и ни в коем случае не укорами, а, быть может, более всего тем, что самому вглядеться в себя и вдуматься: ну что ж такого недодано-то было мной? Почему так получается, что у любимого мной и когда-то любившего меня человека возникла эта возможность смотреть по сторонам, так что в результате взор его упал на кого-то, кто показался ему ближе? Стоит осознать: нет ли тут моей вины, моей ответственности за то, что такое произошло? И осознав это, нужно всеми силами стремиться сохранить семью и то благословение Таинства браковенчания, которое было когда-то дано.
Начнем с того, что эта «несправедливость» воспринимается нами только тогда, когда мы ее видим по отношению к себе. Мы вроде бы знаем, что в жизни бывают всякого рода «несправедливости», что кто-то умирает молодым, кого-то болезни постигают, кто-то добродетелен, но несчастен. И умом мы понимаем, что этот мир во зле лежит, и грех в нем в значительной мере господствует, и от этого никуда не деться. Но когда нас это лично начинает касаться, мы забываем правду Иова, говорившего: «Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» (Иов. 1:21), и начинаем требовать к себе правды «наемника»: ну я же заработал! Однако тут надо себя честно спросить: я для того был в Церкви, чтобы в моей жизни все было благополучно? И разве в Евангелии написано: будете благочестивы, и вам дастся квартира, машина, верный муж, трое детей, красивые внуки. Нигде Господь этого в Евангелии не говорит, и никто из нас в этом отношении не должен обманываться. Христос сказал нам: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16:33). И еще Он сказал, что идущие за Ним будут иметь в себе «радость… совершенную» (Ин. 17:13). Но это другая, не житейская радость. А никакой гарантии, никакого благополучия ни в чем здесь, на земле, нам Господь не дает. Вот не дает. И может быть (тут уж каждый должен себе сам сказать), нам попускаются те или иные испытания или искушения, когда мы, при всей видимости церковного благочестия, начинаем с чем-то земным слишком соединять свое сердце. Хорошо быть благочестивым, когда все остальное нормально. И как бы нам дойти до конца земного пути, до Царствия Небесного без особенных преткновений, чтобы у нас и здесь все хорошо было? Но ведь не попускает такого Господь, и надо это принимать. И это то, что от нашей веры должно быть неотделимо. И так, чтобы к Небу не вопиять.
А что касается отношения к изменившему супругу, то тут уж — если сможете простить и принять, когда дурь сойдет, то, безусловно, это станет вашей духовной победой. Не сможете? Ну что ж… Но Господь говорит о том, что брак нерасторжим, кроме одной вины — «вины прелюбодеяния», однако не выдвигает развод как непременное требование для христианина или христианки. Так что решения тут могут быть разными. Одного только не должно быть ни при каких условиях — когда жена, и мучаясь, и переживая, зная, что у ее мужа есть молодая любовница, начинает разводить руками: ну что же я могу поделать, будем теперь как-то так жить. И при этом на уровне иногда сознательном, иногда бессознательном имеется в виду: мол, я от него в жизни еще и материально завишу, и хотя любви-то его, конечно, уже больше нет, но он теперь передо мной будет чувствовать себя виноватым, и одно, второе, пятое, десятое я от него для себя и для наших детей, несомненно, могу теперь потребовать. И вот такого рода потакания ко греху, примирения со грехом, когда мужу, как бы негласно, закрывая на это глаза, разрешается жить на два дома — не должно быть никоим образом. Нельзя знать, что твой муж грешит, и делать вид, что это тебя не касается.
Ну что здесь сказать? Если и будет создана семья с человеком, первый брак которого распался, то христианину или христианке должно помнить, как непреложное: не вы должны быть причиной окончательного распадения этого брака. Тем более, что данная ситуация может быть описана и несколько по-другому: да, семья переживает кризис, да, сейчас отношения во многом формальные, тяжелые, напоминающие коммунальную квартиру. Но, может быть, если бы не встретил этот «формальный» муж женщины, которая все способна понять, внимательно выслушать и, конечно, на сегодняшний день не имеет никаких плотских устремлений и не вносит в отношения с ним никакой нечистоты, но так исполнена любви, милосердия и такта — совсем не то, что его бывшая жена, нынешняя соседка по коммунальной квартире, то, глядишь, он укрепился бы, нашел в себе силы и дальше нести крест своей непростой семейной жизни и не переживал бы из-за каждодневного сравнения понимающей, деликатной, милой, которая увидела в нем глубокого и искреннего человека, и той мымры, которая ждет его дома с очередными претензиями. И надо изо всех сил стараться не оказаться в роли этой деликатной и понимающей. И это то, над чем стоит задуматься православной христианке, оказавшейся в подобной ситуации. Впрочем, православному христианину — не меньше.
Безусловно, нормой христианского отношения к семье мыслится брак мужчины и женщины — один и на всю жизнь. Сами слова апостола Павла, уподобляющие брачный союз союзу Христа и Церкви, задают исключительно высокую планку семейной жизни. В православной традиции брак мыслится простирающимся не только на земную жизнь, но и на жизнь будущего века.
Поэтому предполагая возможность супружеского союза с разведенным человеком, следует прежде всего учитывать степень его воцерковленности к моменту заключения первого брака. Если он тогда являлся, хотя и крещеным, но фактически нецерковным, неверующим человеком, а в венчанный брак вступил по настоянию родственников, моде или иным поверхностным побуждениям, не понимая цели и сути Таинства Брака, и воцерковление его произошло фактически после распада семьи, то здесь есть место для икономии – церковного снисхождения. Если же человек все знал и понимал с самого начала и лишь не совладал с собою, то прежде сто раз подумайте — заключать с ним брачный союз или нет.
* Выдержки из книги: Протоиерей Максим Козлов. «Последняя крепость. Беседы о семейной жизни». М. Храм святой мученицы Татианы при МГУ, 2005 г.